МемуарыВячеслав КутейниковЛюбите-ли вы мемуары? Я не люблю. В мемуарах обычно вспоминают то, чего то-ли и не было никогда, то-ли забыто совсем. Как-то я смотрел передачу, посвящённую Великой Отечественной войне. На телевидение был приглашён старичок, ветеран ВОВ, который воевал где-то под Ленинградом рядовым. Вот его ведущая и спрашивает :
- Страшно, наверное, было вам , восемнадцатилетнему мальчишке? Расскажите о ваших ощущениях, что вы тогда чувствовали?
И вот этот старичок бодро начинает рассказывать:
- Я тогда служил в nn-ской части , такого- то полка, которым командовал полковник Смирнов Владимир Иванович, а бригадой - генерал Иванов Иван Петрович. А немецкими частями командовал генерал Фон Трахтенберг, а артиллерийской батарей - полковник Штуцкке , при поддержке авиации под командой генерал-лейтенанта Брюгге.
Мы получили приказ выдвигаться в северо-западном направлении в обход их главных частей...
- А вы в это время, наверное, лежали в холодном окопе, расскажите, что вы чувствовали в это время,- допытывалась корреспондент.
- Вот я и рассказываю. Когда Брюгге разгадал манёвр нашего командования, он отдал приказ 118 бомбардировочному полку Люфтваффе нанести бомбовый удар по частям полковника Федченко, а батарее Штуцке было приказано лупить прямо по полку Смирнова. Но генерал Иванов Иван Петрович, видя такое дело, отдаёт приказ......»
- Ну, вы - то тогда ничего этого знать не могли, - попыталась остановить его телеведущая,- расскажите о себе, о своих личных ощущениях. Я представляю, что мог чувствовать в этой страшной обстановке молодой восемнадцатилетний солдат.
Но куда там, всё безрезультатно! Ветеран, начитавшись мемуаров наших полководцев, бодро продолжал свой рассказ, оперируя названиями и номерами наших и немецких частей и комментируя приказы, отдаваемые военачальниками противостоящих сторон.
Видя бесполезность попыток выудить из него хоть что-то своё, телеведущая взяла процесс в свои руки и сама уже рассказала, как трудно и страшно было молодому мальчишке, попавшему прямо из-за парты на фронт, и как, несмотря ни на какие трудности, он выстоял и тем самым обеспечил мирное будущее всем нам.
Я не раз слышал с такие интервью, где бывшие полковники, капитаны и даже лейтенанты с поражающей точностью раскрывали всю тактику и стратегию войны, хотя всего этого тогда они знать не могли. Пересказывали они мемуары наших знаменитых военачальников. Поэтому я и не люблю мемуары. Написано задним числом то, что успели и сами забыть .
Но однажды мне пришлось услышать воспоминания простого солдата, которые забыть уж точно невозможно....
Как- то я в поисках нужной в хозяйстве железки забрёл в соседнюю кочегарку. Там слово за слово разговорился с кочегаром, мрачноватым на вид мужчиной, которому
было, наверное, ужасно скучно и одиноко. Звали его простым русским именем Иван. Несмотря на свой непрезентабельный и мрачноватый вид, Иван оказался интересным собеседником. И я иногда вечерком захаживал к нему в кочегарку с бутылочкой водки, которую мы распивали в приятных беседах.
Чувствовалось, что Иван был одинок и ему не хватало общения. Поэтому он с удовольствием рассказывал мне о своей жизни, а я с интересом слушал его.
Иван был ветераном Великой Отечественной войны. Один его рассказ в корне отличался от всего, что мне приходилось слышать о войне ранее. Поэтому, чтобы сохранить достоверность, передам его от первого лица.
- Очнулся я не столько от боли, сколько от страшного холода. Огляделся. Я лежал среди сотни таких же раненых в церковном дворе прямо на земле. Был ноябрь, и из-за лёгкого морозца моя шинель даже слегка примёрзла к земле. Потом я почувствовал острую боль в левой ноге, как будто проткнули её раскалённым ножом. Всё, мелькнула мысль, ногу, наверное, оторвало. Попробовал пошевелить - нет, вроде на месте. Правда, левый сапог полон крови. Насколько можно, осмотрел и ощупал ногу. Кажется, ничего страшного: кости не видно, значит, кость, наверное, целая, не раздроблена. От осознания того, что ноги целы, стало легче.
По двору ходили санитары, подбирали некоторых раненых и уносили внутрь церкви, наверное, там был развёрнут лазарет.
Рядом со мной лежал молодой офицер, по-видимому, лётчик, он стонал и просил пить.
Я попытался встать. Как ни странно, превозмогая боль, мне удалось подняться на ноги. Если не очень опираться на больную ногу, то я мог даже кое-как стоять.
- Солдат, пить, принеси воды, я тебе заплачу, - обратился ко мне лётчик и достал несколько крупных купюр.
- Убери, сейчас поищу,- сказал я и, опираясь на винтовку, как на костыль, пошкандыбал по двору в поисках воды.
Вскоре я нашёл пустую консервную банку и воду. Еле- еле доковылял до того места, где лежал лётчик и ,чуть не потеряв сознание, опустился рядом на землю.
Так прошёл один день. К нам никто не подходил. Самое трудное было пережить ночь. Ночью было очень холодно. Утром стало полегче.
- Держи, солдат, - лётчик протянул мне плитку шоколада.
Я и в мирное-то время шоколаду не ел, но тут он оказался как нельзя кстати, сам понимаешь, жрать-то хотелось. Лейтенантик был ранен, наверное, тяжело. Он был совсем беспомощный и только стонал. Я, чем мог, старался помочь ему.
На второй день во дворе началось какое-то оживлённое шевеление. Подбирали почти всех раненых и, кажется, собирались куда-то эвакуировать. Подошли и к нам:
- Этого берите, - приказал, врач, указывая на лётчика.
- И солдата тоже забирайте, - сказал лётчик.
- Нет, солдат останется , здесь я командую! - раздражённо почти прокричал военврач.
- Нет, ты и его возьмёшь, сука! - прохрипел лётчик, доставая свой пистолет.
По его решительному лицу было видно, что он не отступит, и, если понадобится, будет стрелять.
- А, хрен с ним, забирайте и этого,- махнул рукой военврач.
После этого нас погрузили в санитарный поезд и повезли в тыл.
Привезли нас на Урал, выгрузили в каком-то маленьком городишке и наконец-то поместили всех в госпиталь. Благодать! Как-никак кормят, тепло хотя бы, лежишь на койке.
Через некоторое время какой-то, наверное, главврач или хирург, совершая обход, приказал разбинтовать мою ногу, посмотрел и вынес приговор: ампутация.
- Что? Не дам! - испугано, но решительно заявил я.
- Выкиньте его на @уй из госпиталя! - резко отпарировал врач.
- Всё равно не дам, - промямлил я.
- Я всё сказал. Выписывайте его. Не хочет лечиться- пусть сдыхает, мне некогда с ним нянькаться.
Через час меня уже выписали и выгнали на улицу. Труба, что делать? Сел на ступеньки и сижу, плачу. Это конец, думаю.Через некоторое время смотрю, идёт человек в халате, видно, врач, и сестрички с ним».
- В чём дело, зольдат, пачему плачишь ?- спросил врач, судя по акценту, немец, из военнопленных, наверное, что впоследствии и подтвердилось.
Я молча показал ему на ногу.
- А ну- ка, давай посмотрим, - он прямо на крыльце разбинтовал ногу, которая, конечно, представляла ужасное зрелище: распухла и посинела.
- Очень карашо, зольдат, не плачь, на свадьба танцевать будешь! Заносите его в операционную!- скомандовал немчик. И меня занесли прямо на стол в операционную.
Очнулся я в палате, на кровати. Первым делом ощупал ногу. На месте. Слава Богу!
Короче, дней через 7-8 нога почти полностью зажила. Я свободно ходил по палате, конечно, прихрамывая. Меня выписали из госпиталя как полностью вылечившегося на поправку. Сразу же я должен был явиться в местный военкомат, где мне сделали отметку и дали месяц отпуска. На поправку- то на поправку, а куда идти? Где и как поправляться? Городок был полон такими же недобитками, как я. Нас никто на квартиру, естественно, не брал. Более того, нас боялись. И было за что. Так как ничем, кроме воровства и грабежа, не было возможности как-то прожить. Зима была в разгаре, а ночевать негде. На улице мороз- до утра не доживёшь. Ночевали все опять же в церкви. Народу там набивалось столько, что все не умещались. И чем ближе было место ко входу ,тем было холоднее.
Холод такой, что утром некоторые уже не вставали, примёрзнув к полу.
Промучившись пару ночей, я понял, что так не выживу. И решили мы ещё с одним таким же бедолагой попробовать добраться до какого-нибудь села. Там-то попроще должно быть.
Легко сказать- добраться! Пешком -то не доберёшься, а на попутный транспорт тоже рассчитывать не приходилось. Но делать нечего, вышли на дорогу в надежде, что проедет кто- нибудь и подберёт нас. За целый день прошло всего две военные машины, но они и не думали останавливаться. Стемнело. Мороз крепчал. Вдали показался свет фар идущего автомобиля. Мой друг по несчастью вышел на дорогу и сказал, что не сойдёт с места, пока машина не остановится. Автомобиль приближался, не снижая скорости. Товарищ стоял, подняв обе руки, но случилось ужасное: машина, даже не затормозив, сбила его и поехала дальше. Это всё произошло прямо на моих глазах. Представляешь,какой я испытал ужас! Рванул от дороги куда глаза глядят. Но куда я мог убежать? Опомнившись, остановился, не зная, что делать дальше. Не видя другого выхода, решил вернуться на трассу.
Товарища своего я нашёл на том же месте, но уже без шинели и без сапог. Вдали опять увидел свет фар приближающегося автомобиля. Я вышел на середину дороги. Мне уже было всё равно. Я не испытывал никаких чувств, действовал как зомби.
Машина быстро приближалась. Я остановился и поднял руки. Будь что будет. Поскорей бы задавил меня этот грузовик, да и дело с концом. Но грузовик остановился, из кабины выскочил офицер:
- Ты чё делаешь, гад? Жить надоело?- заорал он, размахивая пистолетом.
- Если не подвезёте меня до села, то мне и не жить,- сказал я.
- Так что с тобой делать? В кабине нет места, только в кузове. Полезай, там немного соломы, укройся. Если не околеешь до Усть-Таловой - твоё счастье.
Очнулся я от невероятного блаженства: было очень тепло, необычно тепло. Я вспомнил, что так себя чувствуют замерзающие. Ну вот и всё! Помираю.
Но блаженство не проходило, а я всё жил. Я попытался открыть глаза, и тут как включился! Я понял, что лежу на печи в какой-то хате. Так и оказалось, доехал я таки до этого села Усть-Таловая, и забрали меня к себе дед и бабка. Когда я окончательно очнулся, напоила меня бабка горячим молоком и даже выпили по стаканчику самогона с дедом Петром.
Теперь дела мои с поправкой пошли веселее. Я всё-таки сильно простудился на этой машине, но старики меня быстро выходили. Я сперва помогал им по хозяйству: то дров нарублю, то забор поправлю. А когда совсем хорошо себя почувствовал, пошёл в сельсовет, встал на учёт и устроился на работу в колхозную мастерскую. Там у них как раз стояла сломанная веялка, а мужиков-то в селе не было, никто и починить не мог. Я быстро разобрался что к чему. Там шпиндель какой-то сломался, ну я выточил из напильника ему замену - заработала за милую душу!
Месяца через два пришла мне повестка явиться в районный военкомат, после чего я опять был направлен на фронт и войну закончил в Чехословакии, в Праге. Цел и невредим.
- Вот так-то, Славка, а ты говоришь: война, война. У меня такая вот война была.
Ну что там у нас, осталось ещё на посошок?
© Copyright: Вячеслав Кутейников, 2011
Свидетельство о публикации №211081200699
Это, как Вы уже могли догадаться, - я, Вячеслав Филиппович Кутейников, много, много лет спустя после 27 марта 1949 года, когда я, вопреки своей воле и появился на этом бренном белом свете .
